У птички Гертруды МакПух имелся хвост,
И был её хвост очень мал и очень прост.
Одно лишь висючее перышко. Только одно.
Ох, как огорчало ужасно Гертруду оно!
Потому, что знакомая птичка жила рядом с нею,
Молодая красотка по имени Ла-Лорелея,
Чей хвост из двух перьев был гораздо пышнее!
Бедняжка Гертруда!Она каждый раз наблюдала,
За тем, как Ла-Лорелея по небу летала,
И очень терзалась, и хмурилась, и надувалась,
И так один раз рассердилась, что разоралась:
“Как мне, так одно! А как ей – целых два! Так негоже!
Я хвост как у Ла-лорелеи хочу себе тоже!”
И к дяде-врачу Грачу полетела туда,
Где вёл он приём на дереве у пруда,
И крикнула: “Дядя-доктор! Не знаешь ли ты
Пилюль хоть каких, от которых растут хвосты?”
“Ай-ай!” – сказал доктор. “Какой дурацкий вопрос!
Какая ты птица, такой у тебя и хвост”.
Принялась Гертруда скандалить! Такой крик поднялся,
Что дядя, который был доктор, в конце концов сдался,
И велел, чтоб она сорвала пилюлю сама
С пилюльной лианы на самой верхушке холма.
“Ой, спасибо!” – Гертруда в ответ просвиристела,
И на холм к пилюлелиане тотчас полетела.
Лиана нашлась! Только птичка её увидала,
Как ягодку вмиг сорвала и тут же сжевала.
Вкус был очень гадкий. Гертруду чуть не стошнило,
Но ей был нужен хвост, и она всё скорей проглотила.
И вдруг что-то у ней зачесалось каким-то зудиком,
Будто ниже спины в неё ткнули каким-то прутиком!
Она обернулась, ей стало куда веселее:
И впрямь два пера! Точно так, как у Ла-лорелеи!
И тут её озарило: “Я знаю, как быть!
Буду хвост еще лучше, чем Ла-лорелеин, растить!
От этих пилюль вон как перья растут хорошо!”
И она отщипнула пилюлю с лианы ещё.
Хвост вновь зачесался. Гертруда вскричала: “Ура!
У Лолки лишь два, у меня – целых три пера!
Вот Ла-лорелея взглянуть на красу придёт
И точно немедленно в грязь лицом упадёт!
Я ей покажу, кто красивей! Я так заблещу!
Да я себе хвост ещё больше сейчас отращу!”
Пять ягод с лианы схватила, и шесть, потом семь,
И восемь, и девять – и тут же их слопала все!
Гертруда МакПух продолжала пилюли есть,
И съела все до единой! Всего тридцать шесть.
Перья стали выскакивать сразу: чпок – ай! Чпок – ой!
Вот так же цветочки повсюду цветут весной.
Королевские перья! Не отвести от них глаз:
Сверкают, как золото, как леденец, как алмаз!
Как шелк! Как спагетти! Атлас! Кружева! Там и тут
Перья стреляли туда и сюда, как салют,
По воздуху реяли, и колыхал их бриз,
И кое-какие вообще как кусты разрослись.
А перья всё прорастали и всё прорастали,
И только к закату расти, наконец, перестали.
“А теперь,” – Гертруда хихикнула, – “надо скорее
Слетать домой показать это Ла-лорелее.
Вот Лолка хвост мой увидит, и сразу тогда
Завизжит, покраснеет и тут же помрёт от стыда.”
Она крылья расправила и собралась взлетать,
Но сто фунтов перьев никак от земли оторвать
Не могла. Она с кряком тащила свой хвост и рвала,
Но никак не взлетала, не прыгала, даже не шла.
Вот так всю ночь на холме проторчала Гертруда,
И так до сих пор и не выбралась бы оттуда,
Если бы врач Дядя Грач на визг её к ней
Не пришел бы на помощь и не привел бы друзей.
Две недели несли её к дому! Когда поднимали,
Все клювы себе от натуги едва не сломали!
А потом ещё на неделю целое дело –
Перья ей выдирать! Ах, как всё у Гертруды болело!
Когда лишние перья все были удалены,
У Гертруды осталось одно, пониже спины,
То малое, первое, что полагалось ей.
Но теперь ей хватало! Теперь она стала умней.
АННА КРУШЕЛЬНИЦКАЯ 