celtica

Она стояла у дверей в богатом, белом, кружевном; она стояла у дверей, ходило горло ходуном…Часы пробили много раз, часы пробили все, что есть – стояла, не сводила глаз с дверей, ждала благую весть…А он попал в густой борей, в густой пырей, и он не смог: он меч не бросил у дверей, он тень не бросил на порог; не мчался вскачь, не шел пешком, он все не шел, она ждала – и белым вышитым мешком упала – хлоп! – и умерла.
Три дня священники трясли над ней священным кадилом, три дня волшебники трясли над ней волшебным подолом; отец не мог ни есть, ни пить, три дня народ рыдал без сна, и в подвенечном хоронить ее несли, и тут она из гроба встала – и пошла, толпу жемчужиной прошив, точь-в-точь такая, как была, но совершенно без души.
И стала жить да поживать, и стала поживать да жить, но пристрастилась воевать и разучилась говорить; брала любовников ручных, и завела ручных волков, и кое-кто еще в живых, а кто пропал, и был таков; а одного звонарь нашел с перемолоченным хребтом…Но год прошел, и он пришел, веселый, рыжий, со щитом.
Она впустила в дверь его, и он ее поцеловал, не понимая ничего, не замечая, что мертва, и не успел, перекрестясь, себя почувствовать глупцом, когда она ему, смеясь, безгубо каркнула в лицо; глаза, пустые, как песок, открыла и, глухонема, его ужалила в висок. И тут он – хлоп! – сошел с ума.
Он жил собакой при псарях, скулил, когда взойдет луна, и во ржаных его кудрях взошли седые семена; и вот, покуда в нищете он гнил, облепленный репьем, она спала в его щите, она спала с его копьем, и у копыт его коней спала на сене иногда. А больше странностей за ней не замечали никогда.

(2009?)